Все плохо, Гертруда. Пей!
Двое девушек лежали на земле, распластавшись и утопив руки в молодую зеленую поросль. Двое юношей стояли рядом, держа в руках по цветному зонтику, и следили за тем, чтобы солнечный свет не упал и не придавил собой чуткие женские пальцы. Та, что помладше, читала нараспев. Та, что постарше, слушала, уложив голову набок.
-Ну что? Есть что-нибудь?- наконец спросила Четвертая, поднимаясь на колени.-Пятая?
-Ай?- переспросила старшая. Почему-то взгляд у неё был такой растерянный, будто бы сестра поймала её за липкие пальцы над горшком с медом.-Не знаю... Давай теперь я почитаю, а ты послушаешь?
И они поменялись ролями. Старшая сестра обратилась в голос, а младшая в слух.
Ни рокота, ни гула, ни стона- ничего. Что тут могло быть неясно? Только мягкое тепло под щекой да шорох растущих корней. Четвертая уже открыла глаза и хотела было подняться, но замерла, увидев, как осторожно крадется по траве рука её старшей сестры. Как есть, пальцы доползли до сапога стоящего над ней юноши, остановились, но не отпрянули. Значит, пришли туда, куда хотели?
-Тихо все.- наконец сказала слушающая, а теперь и подглядывающая.
Пятая поднялась, принимая помощь подхватывающих её рук и залилась смехом- молодой мужчина за один рывок вытащил её из травы, легко, как ребенка поднял повыше, не давая девушке коснуться земли ногами. Мягко опустился куполом вниз разноцветный зонт, взметнулось красное- полы сестриной чупы, и синее- полетел на землю распущенный перед ритуалом пояс.
-Все ли в порядке, сестрицы?- осторожно поинтересовался юноша, держащий зонт Четвертой.
-Да, все хорошо.- улыбнулась младшая сестра и поднялась с колен.
Поле должно было родить добрый урожай-духи в этом году не жадничали и насытились принесенными с осени жертвами. Выпили досуха пролитое молоко, взяли масляные фигурки людей и яков, а это значило, что никому не придется лить понапрасну дорогую кровь, как делали в старые времена. До того, как здесь поселились красные сестры.
Все лето девушки будут приходить сюда слушать землю, читать оставленные духами знаки, всматриваться в кипучее море зелени. Не растет ли где сорная горькая трава, не загнили, не загорчили ли зерна, не завелся ли в земле ядовитый прожорливый червь? И пусть их руки никогда не коснутся ни плуга, ни мотыги, но каждый из работающих на поле поделится с ними долей от снятого урожая. Эти мужчины не помнят и не знают, но есть старики, которые расскажут им, какими долгими бывают голодные зимы.
-Пятая, а ты вышивку скоро закончишь?- спросил Норбу, сын кривого пастуха. Теперь в нем было не узнать того робкого тонкокостного мальчика, которого старшая сестра играючи делала в догонялки, а младшая, к общему удовольствию, когда-то пугала надетым на палку черепом козла. Юноша вырос в настоящего великана и силы у него в руках теперь было столько, что самого было впору впрягать в плуг. Он держал Пятую на вытянутых руках до тех пор, пока она не устала смеяться. Долго. Четвертая за это время успела пояс перевязать!
-Так что, за вышивкой скоро приходить?- повторил свой вопрос Норбу.
-Не знаю...- как-то уклончиво и внезапно тихо ответила Пятая.
И так это все было дивно и непонятно, что Четвертая не удержалась, высунулась из-под своего зонтика и удивленно цокнула языком в унисон с дрогнувшим в косичке бубенчиком.
простынища
Эта вышивка и вправду была чем-то нескончаемым, будто руки Пятой застряли в проклятом колесе. До самой ночи она терзала ткань иглой, а утром, едва отойдя ото сна, снова бросалась на своё рукоделие, но уже с ножницами в руках. Узор сменялся узором, с каждый днем все усложняясь, расцветая красками, нитями и камнями. По мнению Четвертой, чупу можно было вернуть владельцу еще две недели тому и камней потратить ровно в два раза меньше. Мать до поры до времени не вмешивалась, но вот не выдержала и она.
-Остановись. Ты уже вложила в работу столько сил, что, не ровен час, эта чупа оживет и сама пойдет гулять по свету! А из-за твоих заклинаний мы не сможем ни изловить её собаками, ни сжечь в огне, ни прибить камнем, ни забодать яком... Ну-ка, что тут еще?..- Она перевернула рукав и продолжила читать рисунок.- Не сможем зарубить её мечом, проткнуть копьем... И если все реки разом выйдут из своих берегов, единственным уцелевшим останется эта нетонущая чупа. Так и будет одиноко ходить по горам, потому что даже волки её не одолеют!
-Но мама, а вдруг!..- начала спорить Пятая, и Четвертая не дала ей договорить, ткнула сестру в плечо.
-Он сын пастуха и сам проживет свою жизнь пастухом!- рассмеялась мать, возвращая вышивку в руки дочери.- Хватит с него защиты от волков, яков и солнечной слепоты!
-А если он пойдет куда-нибудь высоко в горы...- не унималась Пятая. В этот раз Четвертая дернула сестру за косу и скорчила страшную рожицу. Мол, хватит! Старшая сестра ответила младшей легким пинком и точно так же скосила к переносице выпученные глаза. Сама знаю!
-Если пастух пойдет высоко в горы, он вряд ли напорется там на копье или меч.- Ответила мать, делая вид что не замечает начавшейся между дочерьми возни.- Защищай пастуха от той беды, которая точно к нему привяжется, а ту, с которой ему не суждено встретиться, своими заклинаниями на голову ему не тяни.
-А правда оживет вещь, если много сил вложить?- Четвертая, осторожно потрогала вышитый рукав. Ткань под пальцами загудела, как живой уголек. Ей показалось, встряхни эту чупу посильнее, та и в самом деле побежит, размахивая чудесными рукавами.
-Ну ушла же у меня когда-то пара прекрасных сапог! До дома не успел их владелец донести, прямо из рук у него вывернулись.
-И что с ними теперь?
-Да бегают где-то, если не истрепались...- ответила мать и, помолчав с минуту, добавила неожиданно потеплевшим голосом.- Ах, что это были за сапоги!..
И все равно Пятая поступила по-своему. Она оставила, как того хотела мать, защиту от волков и взбесившихся яков, но вместо парочки курочек, призванных защитить владельца от солнечной слепоты, вышила десяток роскошных золотых фениксов, по пять на каждом рукаве. С такой вышивкой сын кривого пастуха мог безбоязненно смотреть прямо на солнце, даже если тому вздумается спуститься с неба и взглянуть владельцу чупы в глаза. Вот уж такая она! Извернется, но все равно сделает по-своему. И на каждое слово ещё по десять своих скажет, хоть рот ей рукавами завяжи...
И вдруг! Она "не знает"! Четвертая удивилась бы меньше, если вместо этой тихой фразы с губ Пятой соскользнула в траву ящерка или змейка.
-Ну все?- спросила она глядя на старшую и потянула её за рукав.- Пойдем?
-Да.
И они пошли, взявшись за руки, выверяя каждый шаг, чтобы не споткнуться на перекопанном поле, не упасть и не уронить свои зонтики.
-Я колокольчик в траве обронила...- вдруг сообщила Пятая, останавливаясь и глядя на пастухов через плечо.- Кто найдет, тому счастье!
Четвертая хотела было добавить, что найти нужно до вечера и вернуть до следующего утра, иначе никакого толка от находки не будет, но старшая уже тащила её прочь. Сестры дошли почти до самой дороги, когда мелодичный звон разнесся по округе, отражаясь от земли и неба, и Четвертая вдруг почувствовала, как дрогнули пальцы, сжимающие её запястье. Они обернулись и увидели, что он стоит посреди поля, уперев руку с заходящимся звоном колокольчиком в голубое брюхо неба. Изогнутая белая полоса улыбки на загорелом лице, смеющиеся глаза, черные волосы, бьющиеся на ветру.
-Я нашел! Я нашел его! Пятая, я нашел его!
-Он нашел его.- не выдержала Четвертая. А сестра все смотрела и смотрела на молодого мужчину, не отрываясь и даже не моргая, как затаившаяся перед броском змея. Так, как смотрит стрела, держась на одной только натянутой тетиве...
-Проще было прямо в руки ему колокольчик отдать.- ворчливо заметила младшая, когда старшая, наконец, нагляделась досыта.
-Не знаю...- протянула Пятая и до самого дома больше не проронила ни единого слова.
Молчала и Четвертая. Прислушиваясь, она вертела головой, силясь если не рассмотреть, то хотя бы найти источник затопившей пространство вокруг неё силы. Воздух дрожал, будто пастух на поле все продолжал звенеть найденным в траве колокольчиком, и этот звон, неслышимый уже и незримый, резонировал теперь от всякой поверхности, будь то утоптанная дорога, цветной купол зонта, стены домов или лица идущих навстречу людей.
-Ты слышишь?- спросила она сестру на всякий случай, но та не издала ни звука.
И Четвертая забеспокоилась. Ей стало ясно, что-то должно случиться. Вот-вот, оно совсем близко, почти за плечом, еще совсем чуть-чуть, какая-то малость... И нечто такое, чего раньше она не встречала и о чем подумать не могла, обрушится на неё, как ливень на землю.
Пару раз она обернулась, чтобы проверить, не идет ли кто-то за ними, но улица была совершенно пуста, если не принимать во внимание пару заблудившихся баранов и духов, поедающих следы их копыт на дорожной пыли. Перебирая в голове все возможные несчастья и невзгоды, способные свалиться на их головы, чувствуя, как с каждым шагом распускаются все новые и новые ядовитые цветы беспокойства, она довела себя до исступления и мало не скулила, преодолевая порог за порогом в веренице ведущих в дом коридоров. И вот... Вон оно.
-Они вернулись!- взвизгнула Четвертая, бросилась за спину старшей сестре и зашептала ей прямо на ухо.- Это про них мама говорила, вот они к нам и пришли!
На пороге материнской спальни и в самом деле стояла пара здоровенных мужских сапог.
-Ну надо же...- протянула Пятая, подходя поближе и наклоняясь, чтобы рассмотреть получше вышивку на голенищах.
-Ой, не приближайся к ним!
-И что они мне сделают?- мгновенно подбоченилась старшая сестра.- Отпинают?
Солнечный морок, подхваченный на поле, рассеялся и Пятая снова стала самой собой. Вот её косы, вот её пальцы, вот её изломанные, нахмуренные брови, вот улыбка и остро торчащий клычок. Все в порядке. Четвертая тронула сестру за плечо, прижалась, украдкой вдыхая запах её волос.
-Может свяжем и сожжем их?
-Вот уж тогда удивится мужчина, который их носит! Они не живые, это самые обычные сапоги.
Пятая безбоязненно подняла один сапог за голенище и помотала им в воздухе, показывая, что бояться здесь нечего. Но легче от этого не стало. Четвертая еще ни разу не видела ни мужчины без сапог, ни мужских сапог, стоящих отдельно от владельца. Тем более здесь, на пороге материнской спальни.
В других домах, где не было разделения на взрослую и детскую половины, где люди спали и ели в одной большой комнате, где пользовались одной и той же посудой и ходили без особого порядка, перемешивая на земляном полу свои следы, эта находка никого бы не удивила. Такой дом можно было пройти легко, как иголке через масло, не встретив сопротивления лишних дверей, что духу, что простому человеку. И тогда на полу находились вещи и поинтереснее! Но для красных сестер половина матери была такой же неприкосновенной, как и её личные вещи. Девочки никогда не пили из материнской пиалы, не чесали волосы её гребнем, не трогали её украшений, и никогда не заходили в закрытую комнату, надежно спрятанную между двух дверей. Они даже не знали точно, какого цвета там стены, и есть ли там кровать. Что уж говорить о гостях!
Чужие никогда не заходили даже к ним, на детскую половину. Когда-то в доме случился пожар никто не решился пройти дальше кухни, если мать не вернулась, дом выгорел бы дотла у всех на глазах. Но что изменилось теперь?
-Там у нее что, мужчина?- одними губами спросила Четвертая, трогая зрячими пальцами деревянные створки. Но долго вглядываться не пришлось.
-Мужчина.- ответил из своего угла желтоглазый и тут же добавил.- Но я туда не пойду!
-Да кто тебя об этом просит!- фыркнула Пятая и потянула сестру прочь с кухни.- Мы идем в нашу комнату!
-Но там же...- запротестовала было Четвертая.
-Пусть их!- махнула рукой старшая сестра, окончательно запутывая младшую.
Она явно что-то знала. Четвертая чувствовала это кожей и видела сердцем, но не знала, с чего начать разговор.
-Но ведь...
И тут Пятая сделала странное. Собрала из пальцев знак, которым деревенские мальчишки обозначали сношающихся животных, и красноречиво задвигала ладонями.
-Не может быть!.- Четвертая недоверчиво посмотрела на дверь, потом на сестру и хлопнула её по сцепившимся в замок ладоням.- Прекрати.
-А ты сама и вправду вылезла из горшка с зерном? Или из горшка с мукой?- насмешливо спросила Пятая.
-А муки нет.- невпопад брякнул из своего угла желтоглазый. Сказал, как камень в воду бросил, только круги пошли.
-У тебя никогда ничего нет!- отмахнулись сестры. Дай только желтоглазому волю, он каждый горшок и каждую плошку мукой заполнит, а закончатся плошки, так навертит из ткани кульков и все равно будет жаловаться на нищету. Все ему мало, сколько еды ни принеси. Потому что рождаются такие духи из страшного зимнего голода.
-Мужчины много едят.- не унимался дух, протягивая к сестрам тонкие руки, обтянутые иссушенной кожей.- Вот проснетесь завтра, а муки- нет!
-И масла нет!- подначила желтоглазого Пятая, притворно закатывая глаза.
-И масла нет.- согласился дух.
-И чая нет!
-И чая нет.- ответил желтоглазый, раздуваясь на глазах до размера средней собаки.
-И молока нет?
-И молока!
-И меда?
-И меда!- дух надулся до того, что уперся лысой макушкой в самый потолок. Залязгал зубами и затрясся так, что заходили ходуном торчащие кости.
-И воды?- сжалилась Четвертая над желтоглазым, попавшим в силок из слов. Так с ним можно было развлекаться часами, перечисляя всю возможную еду, доводя несчастного буквально до неистовства, и был только один способ завершить эту игру- спросить его про воду.
-А вода...- начал он с достоинством, но, увы, не успел договорить.
-А вода будет всегда, покуда будет снег!- протараторила Пятая вперед желтоглазого, захлопывая свою ловушку.
-Красная сестрица!- раздался с улицы чей-то голос.- Красная сестрица, я принес твою пропажу!
-МУКИ НЕТ!- взревел распаленный желтоглазый и двинулся на приоткрывающуюся дверь.
-Будем снег топить и воду пить! Сгинь, сгинь, сгинь!- закричала Пятая успокаивающий духа заговор и он сразу же попятился к стене, с каждым шагом все уменьшаясь и уменьшаясь в размерах, пока не юркнул, наконец, в темноту и не загремел глиняными горшками. Приоткрывшаяся было дверь тем временем скрипнула и захлопнулась.
-Догони! Верни!- замахала рукавами старшая сестра. И Четвертой стало жаль её. Нипочем бы не побежала, если бы не встала перед глазами её стелющаяся по траве рука и это невинное, ненароком украденное прикосновение.
Она бросилась в коридоры, пересчитала руками двери и успела схватить за рукав уходящего Норбу.
-Это не на тебя кричали!- рассмеялась девочка.- Не бойся!
-Я и не боюсь.- ответил юноша.- Я бы все равно пришел, только попозже.
От него пахло свежей травой, ветром, шерстью и чем-то чужим. Очень чужим, резким и пряным. То ли от волос, то ли от кожи.... Но только почувствовав этот запах, Четвертая отшатнулась от него в сторону, как от выдохнувшего на неё жара печи. Пусть Пятая сама разбирается со своими колокольчиками и сплетенными пальцами, а с неё на сегодня этого хватит!
-Норбу?- послышался где-то за спиной голос сестры. И Четвертая побежала, не оборачиваясь, прямо на узкую полоску света от ведущей на улицу двери.
Не зная, куда себя деть, она вдоволь попетляла по улицам, поглазела на разукрашенные ставни окон, на плящущие на ветру флажки и на маленьких белых человечков, играющих в воздушных потоках. Безобидные и полупрозрачные, такие крошечные, что сразу и не разберешь, что там такое возится на крыше. Четвертая любила их страшно и частенько собирала на развивающийся в руках платок по десятку таких малюток.
Платка у неё с собой не было. Она посмотрела с сомнением на свой фартук, на белых глупышей и уже потянулась, чтобы развязать узелок на поясе, как заметила стоящую поотдаль девочку. Та была младше Четвертой года на четыре и ниже на целую ладонь, но на её пояске, поверх точно такого же полосатого фартука, уже висел крючок, помогающий женщинам удерживать ведерко при дойке дри*. Хороша же Четвертая будет, если побежит сейчас, с улюлюканьем собирая невидимых для людей духов... Как малый ребенок с флажком на палочке!
Ей почему-то стало стыдно. Она подумала, не заговорить ли ей с этой девочкой, но вместо этого, совершенно неожиданно для самой себя, хмыкнула и прошла мимо, задрав нос. Один-в-один Пятая, идущая мимо возвращающихся с пастбища погодок!
Чтобы не встречаться ни с кем, Четвертая ушла к реке, но не минуло и часа, а какая-то женщина трижды прошлась мимо неё с ведрами. Пастбище, поле, улицы и дороги- всюду, куда бы не понесли её ноги, были люди, занятые своими обычными делами. Так и промаялась бы до вечера, если бы не окликнула её подружка Лапа.
Они давно уже не гуляли вместе, у Лапы с её кипучей жизнью не было времени для глупых игр. Четвертая не видела её месяца два, с самого окота у овец, и смотрела теперь тоскливо на свою былую соратницу. Вот, сейчас и она бегло поздоровается и побежит по своим делам...
-Не зайдешь к нам? Отец, кажется, что-то с улицы притащил в дом.- пожаловалась вдруг девочка и, поставив на землю два тяжелых ведра, задрала рукав.-Вот, посмотри!
-Оооойш!- зашипела Четвертая, глядя на будто иголками истыканную руку.- И давно?
-Да вот только сегодня. Утром встали, а я и младший в таких точках. Мне еще немного досталось, а вот ему... Может, посмотришь? Ты же видишь, умеешь с таким...
Пока Четвертая ползала по полу в поисках чужого следа, а домочадцы суетились вокруг неё с масляными светильниками, пока сообща загоняли и ловили в красную ткань невесть как пробравшуюся в дом луговую нечисть, пьющую кровь у скота, солнце успело скатиться на самый краешек неба. Вдвоем с Пятой они справились бы гораздо быстрее. А мать, наверное, и вовсе не стала бы тратить времени на следы и развешивание ткани- выгнала бы всех людей из дома и пустила порезвиться какого-нибудь голодного горного духа. Но раз сегодня с ней не было никого, кто мог бы помочь и направить её руки, маленькая красная сестра справлялась как умела и как могла.
Наконец-то вертлявое мохнатое тельце запуталось в перекинутом через колыбель красном поясе. Четвертая схватила его покрепче, и, спросила хозяйку.
-Не жалко пояса будет?
-Ой!- замотала головой запыхавшаяся женщина.- Да хоть чупу сверху забери, только пусть больше моих детей эта дрянь не грызет!
-Ну, раз не жалко...- как можно безразличнее пожала плечами Четвертая, внутренне ликуя от того, что не придется перекладывать луговичка в другую тряпку и рисковать снова упустить его. Сжала что было силы свои пальцы, запуская острые когти сквозь ткань в самую-самую мякоть. Хрустнуло. И в комнате стало так тихо, что все услышали, как глухо застучали об пол покатившиеся с пояса капли.
-Мама, она что, его убила?- нарушил всеобщее оцепенение ребенок, высовывая из-за плеча старшей сестры свое опухшее от укусов личико.
-Нет.- поспешила успокоить малыша Четвертая.- Это он просто выпитую у тебя кровь сплюнул. Не бойся. Сейчас я его выгоню!
И уже на улице сунула мокрый сверток в руки выбежавшей за ней хозяйки.
-Сожги это сегодня в печке, собери пепел и пройдись им по сапогам, чтобы в дом больше такого не нанести. Можно еще собак помазать, дри... Даже блохи их после такого кусать побоятся!
-Спасибо, Четвертая, спасибо!- засуетилась женщина, пряча страшный красный моток под лежащий у двери камень.- Сейчас, подожди меня, пожалуйста!
-Только не разворачивай его и внутрь не смотри!- успела шепнуть в спину юркнувшей за дверь женщине Четвертая.
Где-то в доме ликовала Лапа.
-Я же говорила, что она его поймает! Она вот такая! Голыми руками! Раз! Кто так еще может?
Женщина вернулась с ведром воды и, пока красная сестра отмывала свои заляпанные кровью руки, все рассыпалась и рассыпалась в благодарностях.
Отговориться от увесистого мешочка с мукой не получилось, а от компании Лапы Четвертая не стала отказываться даже ради приличия. Только попросила её сделать маленький крюк, чтобы пройти по улице с флажками на крыше.
-Хочешь на них посмотреть?- спросила девочка и вдруг рассыпалась мелким бисером озорного смеха.- А помнишь, мы все спорили, докинет ли Норбу свою шапку до них или нет?
-А он кааааааак перекинет её через них прямо на крышу!- подхватила Четвертая.
-А Пятая каааааааак бросит свою шапку!
-А она каааааак упадет прямо в загон к овцам!
-А Норбу кааааааак полезет её доставать!
-А баран кааааааак боднет его прямо под задницу!
И будто все вернулось на круги своя. Они шли по улице, касаясь друг-друга рукавами, перебрасываясь драгоценными камушками воспоминаний и шуток и хохотали так, что у Четвертой началась икота, а у Лапы разболелся живот. У дома с флажками они обнялись на прощание, обменялись поцелуями и осторожно стукнулись лбами.
-Заходи к нам почаще!
-И ты заходи к нам! Пока!- Четвертая еще долго махала вслед удаляющейся подруге. Когда девочка в последний раз повернулась, чтобы помахать рукой в ответ, и скрылась, наконец, за поворотом, красная сестра прижала замерзшие пальцы ко лбу, перехватывая ускользающее тепло чужого прикосновения.
Как же хорошо!
На душе было так легко, что она затянула тихонечко старую песенку, которую пела когда-то с другими детьми, играя в пастухов и яков. Помнится, яки разбегались по улице, а пастухи вылавливали их и тащили по одному в очерченный на земле круг. Самым упрямым яком была, разумеется, Пятая!
-Я найду тебя, найду, уведу, уведу...
Четвертая отвлеклась буквально на секунду- наклонилась, чтобы поправить высунувшийся наружу мешочек с мукой. А когда подняла глаза на дорогу, слова песенки встали у нее поперек горла.
Там, где еще мгновение назад виднелись очертания её дома, теперь маячила белая фигура из детских кошмаров.
Первое, что она сделала- хорошенько зажмурилась. Второе- подумала, как хорошо что Лапа не стала провожать её до самого дома!
Четвертая досчитала до десяти и осторожно приоткрыла один глаз. Но белый морок стоял на своем месте, около дома с желтыми ставнями и не отрываясь смотрел на кого-то сквозь стены. Четвертая мысленно перебрала всех живших в доме людей и из тех, кто мог особо заинтересовать смерть, ей вспомнились только двое- столетняя старуха, о существовании которой последние три года люди в поселении знали только понаслышке, и её двухмесячная праправнучка. У Четвертой похолодело внутри. Она посмотрела на темные провалы окон, на синюю деревянную дверь и, скрепя сердце, отказалась от идеи войти. Нет, здесь она никому не могла помочь, надо было самой уносить ноги.
Белая фигура не двигалась, застыв на фоне разлившегося по небу пламени заката как белая косточка в луже крови. Может, он просто её не заметил?
Нужно было выбираться отсюда и бежать домой как можно скорее. Четвертая зажала в руке вплетенный в косичку золотой бубенчик и направилась прямиком к каменному забору. Кто бы там не был, за этой низкой стеной, бараны или козы, они были в сотню сотен раз менее опасными, чем то, что стояло сейчас на дороге. Просто перемахнуть через стену, пробежать через двор и выйти с той стороны, срезав длинную улицу. А там уже рукой подать до дома, до спасительной красной комнаты, до масок, до материнских рук...
-Все хорошо.- утешала себя девочка.-Он меня не заметил.
Дома здесь строили достаточно близко друг к другу- от двери до двери не больше двенадцати шагов. Так было проще бороться со снежными заносами, так было проще укрываться от ветра и гнать на пастбище норовящее разбежаться стадо. Но теперь даже половина этого расстояния, жалкая кроха, которую можно было преодолеть за какую-то пару секунд, растянулась для неё в целую вечность.
Широко расставив рукава, чтобы не зашуршать ими о подол, зажав косичку с онемевшим бубенчиком, вжав голову в плечи и едва дыша, она пятилась к спасительной стене, стараясь делать свои шаги как можно большими и как можно бесшумными. Только бы не задеть ничего, только бы не растянуться, подскользнувшись на какой-нибудь гадости! Она смотрела, не отрываясь, на точеный профиль, на полуприкрытые глаза за опушью белых ресниц и боялась отвести взгляд. Чувствовала, стоит ей хоть на мгновение перевести взгляд на что-нибудь другое, как белая тень тут же повернется и посмотрит прямо на неё. Так, считая шаги, она и кралась под тихий шорох ткани, скрип кожи и мягкий треск мелких камушков под сапожками.
-Ничего, ничего! Он меня не слышит, он меня не видит...- продолжала свои увещевания Четвертая и, вдруг, услышала гулкий хлопок. Прямо под своими ногами.
Девочка замерла, так и не завершив своего шага, скосила глаза вниз и увидела полосатый мешочек с мукой, который все-таки вывалился у неё из-за пазухи.
-Оооойш...
Если бы она могла, провалилась бы сейчас под землю от стыда и охватившей её злости. Ну как можно было забыть про мешок? Сердце ухнуло куда-то вниз, застрекотало, забилось о кости. Но ничего не случилось. Не разверзлась земля под её ногами, не повернулась к ней увенчанная белым рогом голова.
Он все также стоял, оставаясь недвижимым, как выточенное из камня изваяние. Чудовище не повернулось на звук, когда Четвертая наклонилась и подняла мешок с дороги, не взглянуло на неё и тогда, когда она, все так же медленно и осторожно, двинулась к стене.
Наконец-то она коснулась руками каменного забора. Прошлась ладонями по кладке, нащупывая выступы, зацепилась и начала подтягиваться на руках, пытаясь как можно бесшумнее и как можно быстрее закинуть наверх правую ногу. Первая попытка не увенчалась особым успехом. То, что она приняла в темноте за камень, на проверку оказалось просто ссохшимся комком земли, мгновенно рассыпавшимся под её сапогом.
А на вторую она не решилась, застигнутая на стене чужим смехом. Вот теперь он смотрел на прямо на неё и его плечи ходили ходуном.
Белый камень ожил и задрожал на свету, переливаясь под нарождающейся луной зыбким маревом. То ли белые локоны, то ли белый туман, то ли искрящиеся драгоценные нити в струящейся реке света и воздуха.
Улица, небо, собственные руки расползались под её взглядом по волокну как дрянная ткань. Она смотрела и не видела, ничего больше не было- одно только его улыбающееся лицо.
-Четвертая!
В голосе не было и тени вопросительной интонации. Он не уточнял, не спрашивал- он узнал её. Правду говорят люди, если смерть повстречает тебя хоть раз, нипочем не отвяжется.
-Может и Четвертая, а, может, и Восьмая!- ответила девочка, поправляя наощупь чупу.
Она отлипла от стены и пошла прямо к нему.
-Сколько же у тебя сестер, маленькая?- сквозь смех спросило чудовище и наклонилось так, чтобы ей не пришлось задирать головы.
-Сколько ни есть- все мои!- ответила Четвертая. Руки сами собой уперлись в бока, и подбородок сам задрался наверх.- А тебе ни одной не достанется!
-Ах вот как...
Белая тень качнулся вперед, но девочка не отпрянула. Наоборот, сделала шаг навстречу и упрямо наклонила голову, как вздумавший бодаться барашек.
-Ну?
Четвертая злилась на себя за свой глупый детский испуг. Было бы чего бояться, что он мог сделать ей, не зная её имени? Не взял её тогда на пожаре, не возьмет и сейчас. Пятая, небось, прошла бы мимо и глазом не повела, а матери он бы сам дорогу уступил... Ничего. Погоди, я еще вырасту!
-Маленькая...- Она подняла голову, не прекословя движениям подцепившим её подбородок пальцев. Так и стояли, глядя друг на друга, пока он не сдался.- Нет, не могу. Не вижу...
-Ага! Не видишь!
-Не вижу.- повторило чудовище и шепнуло ей на ухо.- Но слышу, как сильно ты пахнешь кровью.
В доме с желтыми ставнями кто-то вскрикнул. Четвертая обернулась на звук, потом на дорогу. Он ушел. Все закончилось.
-Матушка?- донесся до ушей девочки чей-то приглушенный голос.- Матушка, слышишь меня?
И девочка подхватила полы своей чупы, побежала со всех ног, не дожидаясь, пока хлынувшее из каждой щели дома горе накроет её с головой.
Пятая ждала её у порога. Еще у дома с несчастьем Четвертая решила ничего не говорить сестре о сегодняшней встрече. Нечего её волновать, она с прошлого-то раза до сих пор не успокоилась, так и ходит, бедняжка, по дому, проверяя ночами заслонки печей.
-Ну как твой колокольчик?- спросила Четвертая, отвлекая сестру от брани за позднее возвращение.
-Завтра опять потеряю.- буркнула сестра и зашуршала, пересыпая муку в горшок.
Желтоглазый высунулся из тени, цапнул из её рук опустевший мешок и потряс им в воздухе.
-Муки нет!
-Эй, желтоглазый! А что за семья жила здесь до нас? Сколько их было?- спросила Четвертая глядя на то, как дрожат почерневшие от горя пальцы духа, ощупывая пустую ткань.
-Восемь человек, Хозяйка.- ответил он.
И Четвертая так поразилась услышанной цифре, что не сразу обратила внимание на то, что дух назвал её Хозяйкой, пропустив слово "Маленькая".
Она решила, что он перепутал её впотьмах с сестрой и всю ночь смотрела тяжелые, изматывающие сны. В них она ходила по дому в поисках тех восьми человек, но куда бы она ни шла, какую бы дверь не открыла, в какой бы угол не заглянула, отовсюду на неё смотрело строгое лицо матери.
А утром она проснулась и увидела свою кровь. И детство для нее закончилось.
*Дри- самка яка.
Что, кстати, звучит также коряво, как "самка быка". Потому что як- это уже по умолчанию бык. А дри, если хотите, корова.
И никакого ячьего молока в природе не бывает. Ну, вы меня поняли.
-Ну что? Есть что-нибудь?- наконец спросила Четвертая, поднимаясь на колени.-Пятая?
-Ай?- переспросила старшая. Почему-то взгляд у неё был такой растерянный, будто бы сестра поймала её за липкие пальцы над горшком с медом.-Не знаю... Давай теперь я почитаю, а ты послушаешь?
И они поменялись ролями. Старшая сестра обратилась в голос, а младшая в слух.
Ни рокота, ни гула, ни стона- ничего. Что тут могло быть неясно? Только мягкое тепло под щекой да шорох растущих корней. Четвертая уже открыла глаза и хотела было подняться, но замерла, увидев, как осторожно крадется по траве рука её старшей сестры. Как есть, пальцы доползли до сапога стоящего над ней юноши, остановились, но не отпрянули. Значит, пришли туда, куда хотели?
-Тихо все.- наконец сказала слушающая, а теперь и подглядывающая.
Пятая поднялась, принимая помощь подхватывающих её рук и залилась смехом- молодой мужчина за один рывок вытащил её из травы, легко, как ребенка поднял повыше, не давая девушке коснуться земли ногами. Мягко опустился куполом вниз разноцветный зонт, взметнулось красное- полы сестриной чупы, и синее- полетел на землю распущенный перед ритуалом пояс.
-Все ли в порядке, сестрицы?- осторожно поинтересовался юноша, держащий зонт Четвертой.
-Да, все хорошо.- улыбнулась младшая сестра и поднялась с колен.
Поле должно было родить добрый урожай-духи в этом году не жадничали и насытились принесенными с осени жертвами. Выпили досуха пролитое молоко, взяли масляные фигурки людей и яков, а это значило, что никому не придется лить понапрасну дорогую кровь, как делали в старые времена. До того, как здесь поселились красные сестры.
Все лето девушки будут приходить сюда слушать землю, читать оставленные духами знаки, всматриваться в кипучее море зелени. Не растет ли где сорная горькая трава, не загнили, не загорчили ли зерна, не завелся ли в земле ядовитый прожорливый червь? И пусть их руки никогда не коснутся ни плуга, ни мотыги, но каждый из работающих на поле поделится с ними долей от снятого урожая. Эти мужчины не помнят и не знают, но есть старики, которые расскажут им, какими долгими бывают голодные зимы.
-Пятая, а ты вышивку скоро закончишь?- спросил Норбу, сын кривого пастуха. Теперь в нем было не узнать того робкого тонкокостного мальчика, которого старшая сестра играючи делала в догонялки, а младшая, к общему удовольствию, когда-то пугала надетым на палку черепом козла. Юноша вырос в настоящего великана и силы у него в руках теперь было столько, что самого было впору впрягать в плуг. Он держал Пятую на вытянутых руках до тех пор, пока она не устала смеяться. Долго. Четвертая за это время успела пояс перевязать!
-Так что, за вышивкой скоро приходить?- повторил свой вопрос Норбу.
-Не знаю...- как-то уклончиво и внезапно тихо ответила Пятая.
И так это все было дивно и непонятно, что Четвертая не удержалась, высунулась из-под своего зонтика и удивленно цокнула языком в унисон с дрогнувшим в косичке бубенчиком.
простынища
Эта вышивка и вправду была чем-то нескончаемым, будто руки Пятой застряли в проклятом колесе. До самой ночи она терзала ткань иглой, а утром, едва отойдя ото сна, снова бросалась на своё рукоделие, но уже с ножницами в руках. Узор сменялся узором, с каждый днем все усложняясь, расцветая красками, нитями и камнями. По мнению Четвертой, чупу можно было вернуть владельцу еще две недели тому и камней потратить ровно в два раза меньше. Мать до поры до времени не вмешивалась, но вот не выдержала и она.
-Остановись. Ты уже вложила в работу столько сил, что, не ровен час, эта чупа оживет и сама пойдет гулять по свету! А из-за твоих заклинаний мы не сможем ни изловить её собаками, ни сжечь в огне, ни прибить камнем, ни забодать яком... Ну-ка, что тут еще?..- Она перевернула рукав и продолжила читать рисунок.- Не сможем зарубить её мечом, проткнуть копьем... И если все реки разом выйдут из своих берегов, единственным уцелевшим останется эта нетонущая чупа. Так и будет одиноко ходить по горам, потому что даже волки её не одолеют!
-Но мама, а вдруг!..- начала спорить Пятая, и Четвертая не дала ей договорить, ткнула сестру в плечо.
-Он сын пастуха и сам проживет свою жизнь пастухом!- рассмеялась мать, возвращая вышивку в руки дочери.- Хватит с него защиты от волков, яков и солнечной слепоты!
-А если он пойдет куда-нибудь высоко в горы...- не унималась Пятая. В этот раз Четвертая дернула сестру за косу и скорчила страшную рожицу. Мол, хватит! Старшая сестра ответила младшей легким пинком и точно так же скосила к переносице выпученные глаза. Сама знаю!
-Если пастух пойдет высоко в горы, он вряд ли напорется там на копье или меч.- Ответила мать, делая вид что не замечает начавшейся между дочерьми возни.- Защищай пастуха от той беды, которая точно к нему привяжется, а ту, с которой ему не суждено встретиться, своими заклинаниями на голову ему не тяни.
-А правда оживет вещь, если много сил вложить?- Четвертая, осторожно потрогала вышитый рукав. Ткань под пальцами загудела, как живой уголек. Ей показалось, встряхни эту чупу посильнее, та и в самом деле побежит, размахивая чудесными рукавами.
-Ну ушла же у меня когда-то пара прекрасных сапог! До дома не успел их владелец донести, прямо из рук у него вывернулись.
-И что с ними теперь?
-Да бегают где-то, если не истрепались...- ответила мать и, помолчав с минуту, добавила неожиданно потеплевшим голосом.- Ах, что это были за сапоги!..
И все равно Пятая поступила по-своему. Она оставила, как того хотела мать, защиту от волков и взбесившихся яков, но вместо парочки курочек, призванных защитить владельца от солнечной слепоты, вышила десяток роскошных золотых фениксов, по пять на каждом рукаве. С такой вышивкой сын кривого пастуха мог безбоязненно смотреть прямо на солнце, даже если тому вздумается спуститься с неба и взглянуть владельцу чупы в глаза. Вот уж такая она! Извернется, но все равно сделает по-своему. И на каждое слово ещё по десять своих скажет, хоть рот ей рукавами завяжи...
И вдруг! Она "не знает"! Четвертая удивилась бы меньше, если вместо этой тихой фразы с губ Пятой соскользнула в траву ящерка или змейка.
-Ну все?- спросила она глядя на старшую и потянула её за рукав.- Пойдем?
-Да.
И они пошли, взявшись за руки, выверяя каждый шаг, чтобы не споткнуться на перекопанном поле, не упасть и не уронить свои зонтики.
-Я колокольчик в траве обронила...- вдруг сообщила Пятая, останавливаясь и глядя на пастухов через плечо.- Кто найдет, тому счастье!
Четвертая хотела было добавить, что найти нужно до вечера и вернуть до следующего утра, иначе никакого толка от находки не будет, но старшая уже тащила её прочь. Сестры дошли почти до самой дороги, когда мелодичный звон разнесся по округе, отражаясь от земли и неба, и Четвертая вдруг почувствовала, как дрогнули пальцы, сжимающие её запястье. Они обернулись и увидели, что он стоит посреди поля, уперев руку с заходящимся звоном колокольчиком в голубое брюхо неба. Изогнутая белая полоса улыбки на загорелом лице, смеющиеся глаза, черные волосы, бьющиеся на ветру.
-Я нашел! Я нашел его! Пятая, я нашел его!
-Он нашел его.- не выдержала Четвертая. А сестра все смотрела и смотрела на молодого мужчину, не отрываясь и даже не моргая, как затаившаяся перед броском змея. Так, как смотрит стрела, держась на одной только натянутой тетиве...
-Проще было прямо в руки ему колокольчик отдать.- ворчливо заметила младшая, когда старшая, наконец, нагляделась досыта.
-Не знаю...- протянула Пятая и до самого дома больше не проронила ни единого слова.
Молчала и Четвертая. Прислушиваясь, она вертела головой, силясь если не рассмотреть, то хотя бы найти источник затопившей пространство вокруг неё силы. Воздух дрожал, будто пастух на поле все продолжал звенеть найденным в траве колокольчиком, и этот звон, неслышимый уже и незримый, резонировал теперь от всякой поверхности, будь то утоптанная дорога, цветной купол зонта, стены домов или лица идущих навстречу людей.
-Ты слышишь?- спросила она сестру на всякий случай, но та не издала ни звука.
И Четвертая забеспокоилась. Ей стало ясно, что-то должно случиться. Вот-вот, оно совсем близко, почти за плечом, еще совсем чуть-чуть, какая-то малость... И нечто такое, чего раньше она не встречала и о чем подумать не могла, обрушится на неё, как ливень на землю.
Пару раз она обернулась, чтобы проверить, не идет ли кто-то за ними, но улица была совершенно пуста, если не принимать во внимание пару заблудившихся баранов и духов, поедающих следы их копыт на дорожной пыли. Перебирая в голове все возможные несчастья и невзгоды, способные свалиться на их головы, чувствуя, как с каждым шагом распускаются все новые и новые ядовитые цветы беспокойства, она довела себя до исступления и мало не скулила, преодолевая порог за порогом в веренице ведущих в дом коридоров. И вот... Вон оно.
-Они вернулись!- взвизгнула Четвертая, бросилась за спину старшей сестре и зашептала ей прямо на ухо.- Это про них мама говорила, вот они к нам и пришли!
На пороге материнской спальни и в самом деле стояла пара здоровенных мужских сапог.
-Ну надо же...- протянула Пятая, подходя поближе и наклоняясь, чтобы рассмотреть получше вышивку на голенищах.
-Ой, не приближайся к ним!
-И что они мне сделают?- мгновенно подбоченилась старшая сестра.- Отпинают?
Солнечный морок, подхваченный на поле, рассеялся и Пятая снова стала самой собой. Вот её косы, вот её пальцы, вот её изломанные, нахмуренные брови, вот улыбка и остро торчащий клычок. Все в порядке. Четвертая тронула сестру за плечо, прижалась, украдкой вдыхая запах её волос.
-Может свяжем и сожжем их?
-Вот уж тогда удивится мужчина, который их носит! Они не живые, это самые обычные сапоги.
Пятая безбоязненно подняла один сапог за голенище и помотала им в воздухе, показывая, что бояться здесь нечего. Но легче от этого не стало. Четвертая еще ни разу не видела ни мужчины без сапог, ни мужских сапог, стоящих отдельно от владельца. Тем более здесь, на пороге материнской спальни.
В других домах, где не было разделения на взрослую и детскую половины, где люди спали и ели в одной большой комнате, где пользовались одной и той же посудой и ходили без особого порядка, перемешивая на земляном полу свои следы, эта находка никого бы не удивила. Такой дом можно было пройти легко, как иголке через масло, не встретив сопротивления лишних дверей, что духу, что простому человеку. И тогда на полу находились вещи и поинтереснее! Но для красных сестер половина матери была такой же неприкосновенной, как и её личные вещи. Девочки никогда не пили из материнской пиалы, не чесали волосы её гребнем, не трогали её украшений, и никогда не заходили в закрытую комнату, надежно спрятанную между двух дверей. Они даже не знали точно, какого цвета там стены, и есть ли там кровать. Что уж говорить о гостях!
Чужие никогда не заходили даже к ним, на детскую половину. Когда-то в доме случился пожар никто не решился пройти дальше кухни, если мать не вернулась, дом выгорел бы дотла у всех на глазах. Но что изменилось теперь?
-Там у нее что, мужчина?- одними губами спросила Четвертая, трогая зрячими пальцами деревянные створки. Но долго вглядываться не пришлось.
-Мужчина.- ответил из своего угла желтоглазый и тут же добавил.- Но я туда не пойду!
-Да кто тебя об этом просит!- фыркнула Пятая и потянула сестру прочь с кухни.- Мы идем в нашу комнату!
-Но там же...- запротестовала было Четвертая.
-Пусть их!- махнула рукой старшая сестра, окончательно запутывая младшую.
Она явно что-то знала. Четвертая чувствовала это кожей и видела сердцем, но не знала, с чего начать разговор.
-Но ведь...
И тут Пятая сделала странное. Собрала из пальцев знак, которым деревенские мальчишки обозначали сношающихся животных, и красноречиво задвигала ладонями.
-Не может быть!.- Четвертая недоверчиво посмотрела на дверь, потом на сестру и хлопнула её по сцепившимся в замок ладоням.- Прекрати.
-А ты сама и вправду вылезла из горшка с зерном? Или из горшка с мукой?- насмешливо спросила Пятая.
-А муки нет.- невпопад брякнул из своего угла желтоглазый. Сказал, как камень в воду бросил, только круги пошли.
-У тебя никогда ничего нет!- отмахнулись сестры. Дай только желтоглазому волю, он каждый горшок и каждую плошку мукой заполнит, а закончатся плошки, так навертит из ткани кульков и все равно будет жаловаться на нищету. Все ему мало, сколько еды ни принеси. Потому что рождаются такие духи из страшного зимнего голода.
-Мужчины много едят.- не унимался дух, протягивая к сестрам тонкие руки, обтянутые иссушенной кожей.- Вот проснетесь завтра, а муки- нет!
-И масла нет!- подначила желтоглазого Пятая, притворно закатывая глаза.
-И масла нет.- согласился дух.
-И чая нет!
-И чая нет.- ответил желтоглазый, раздуваясь на глазах до размера средней собаки.
-И молока нет?
-И молока!
-И меда?
-И меда!- дух надулся до того, что уперся лысой макушкой в самый потолок. Залязгал зубами и затрясся так, что заходили ходуном торчащие кости.
-И воды?- сжалилась Четвертая над желтоглазым, попавшим в силок из слов. Так с ним можно было развлекаться часами, перечисляя всю возможную еду, доводя несчастного буквально до неистовства, и был только один способ завершить эту игру- спросить его про воду.
-А вода...- начал он с достоинством, но, увы, не успел договорить.
-А вода будет всегда, покуда будет снег!- протараторила Пятая вперед желтоглазого, захлопывая свою ловушку.
-Красная сестрица!- раздался с улицы чей-то голос.- Красная сестрица, я принес твою пропажу!
-МУКИ НЕТ!- взревел распаленный желтоглазый и двинулся на приоткрывающуюся дверь.
-Будем снег топить и воду пить! Сгинь, сгинь, сгинь!- закричала Пятая успокаивающий духа заговор и он сразу же попятился к стене, с каждым шагом все уменьшаясь и уменьшаясь в размерах, пока не юркнул, наконец, в темноту и не загремел глиняными горшками. Приоткрывшаяся было дверь тем временем скрипнула и захлопнулась.
-Догони! Верни!- замахала рукавами старшая сестра. И Четвертой стало жаль её. Нипочем бы не побежала, если бы не встала перед глазами её стелющаяся по траве рука и это невинное, ненароком украденное прикосновение.
Она бросилась в коридоры, пересчитала руками двери и успела схватить за рукав уходящего Норбу.
-Это не на тебя кричали!- рассмеялась девочка.- Не бойся!
-Я и не боюсь.- ответил юноша.- Я бы все равно пришел, только попозже.
От него пахло свежей травой, ветром, шерстью и чем-то чужим. Очень чужим, резким и пряным. То ли от волос, то ли от кожи.... Но только почувствовав этот запах, Четвертая отшатнулась от него в сторону, как от выдохнувшего на неё жара печи. Пусть Пятая сама разбирается со своими колокольчиками и сплетенными пальцами, а с неё на сегодня этого хватит!
-Норбу?- послышался где-то за спиной голос сестры. И Четвертая побежала, не оборачиваясь, прямо на узкую полоску света от ведущей на улицу двери.
Не зная, куда себя деть, она вдоволь попетляла по улицам, поглазела на разукрашенные ставни окон, на плящущие на ветру флажки и на маленьких белых человечков, играющих в воздушных потоках. Безобидные и полупрозрачные, такие крошечные, что сразу и не разберешь, что там такое возится на крыше. Четвертая любила их страшно и частенько собирала на развивающийся в руках платок по десятку таких малюток.
Платка у неё с собой не было. Она посмотрела с сомнением на свой фартук, на белых глупышей и уже потянулась, чтобы развязать узелок на поясе, как заметила стоящую поотдаль девочку. Та была младше Четвертой года на четыре и ниже на целую ладонь, но на её пояске, поверх точно такого же полосатого фартука, уже висел крючок, помогающий женщинам удерживать ведерко при дойке дри*. Хороша же Четвертая будет, если побежит сейчас, с улюлюканьем собирая невидимых для людей духов... Как малый ребенок с флажком на палочке!
Ей почему-то стало стыдно. Она подумала, не заговорить ли ей с этой девочкой, но вместо этого, совершенно неожиданно для самой себя, хмыкнула и прошла мимо, задрав нос. Один-в-один Пятая, идущая мимо возвращающихся с пастбища погодок!
Чтобы не встречаться ни с кем, Четвертая ушла к реке, но не минуло и часа, а какая-то женщина трижды прошлась мимо неё с ведрами. Пастбище, поле, улицы и дороги- всюду, куда бы не понесли её ноги, были люди, занятые своими обычными делами. Так и промаялась бы до вечера, если бы не окликнула её подружка Лапа.
Они давно уже не гуляли вместе, у Лапы с её кипучей жизнью не было времени для глупых игр. Четвертая не видела её месяца два, с самого окота у овец, и смотрела теперь тоскливо на свою былую соратницу. Вот, сейчас и она бегло поздоровается и побежит по своим делам...
-Не зайдешь к нам? Отец, кажется, что-то с улицы притащил в дом.- пожаловалась вдруг девочка и, поставив на землю два тяжелых ведра, задрала рукав.-Вот, посмотри!
-Оооойш!- зашипела Четвертая, глядя на будто иголками истыканную руку.- И давно?
-Да вот только сегодня. Утром встали, а я и младший в таких точках. Мне еще немного досталось, а вот ему... Может, посмотришь? Ты же видишь, умеешь с таким...
Пока Четвертая ползала по полу в поисках чужого следа, а домочадцы суетились вокруг неё с масляными светильниками, пока сообща загоняли и ловили в красную ткань невесть как пробравшуюся в дом луговую нечисть, пьющую кровь у скота, солнце успело скатиться на самый краешек неба. Вдвоем с Пятой они справились бы гораздо быстрее. А мать, наверное, и вовсе не стала бы тратить времени на следы и развешивание ткани- выгнала бы всех людей из дома и пустила порезвиться какого-нибудь голодного горного духа. Но раз сегодня с ней не было никого, кто мог бы помочь и направить её руки, маленькая красная сестра справлялась как умела и как могла.
Наконец-то вертлявое мохнатое тельце запуталось в перекинутом через колыбель красном поясе. Четвертая схватила его покрепче, и, спросила хозяйку.
-Не жалко пояса будет?
-Ой!- замотала головой запыхавшаяся женщина.- Да хоть чупу сверху забери, только пусть больше моих детей эта дрянь не грызет!
-Ну, раз не жалко...- как можно безразличнее пожала плечами Четвертая, внутренне ликуя от того, что не придется перекладывать луговичка в другую тряпку и рисковать снова упустить его. Сжала что было силы свои пальцы, запуская острые когти сквозь ткань в самую-самую мякоть. Хрустнуло. И в комнате стало так тихо, что все услышали, как глухо застучали об пол покатившиеся с пояса капли.
-Мама, она что, его убила?- нарушил всеобщее оцепенение ребенок, высовывая из-за плеча старшей сестры свое опухшее от укусов личико.
-Нет.- поспешила успокоить малыша Четвертая.- Это он просто выпитую у тебя кровь сплюнул. Не бойся. Сейчас я его выгоню!
И уже на улице сунула мокрый сверток в руки выбежавшей за ней хозяйки.
-Сожги это сегодня в печке, собери пепел и пройдись им по сапогам, чтобы в дом больше такого не нанести. Можно еще собак помазать, дри... Даже блохи их после такого кусать побоятся!
-Спасибо, Четвертая, спасибо!- засуетилась женщина, пряча страшный красный моток под лежащий у двери камень.- Сейчас, подожди меня, пожалуйста!
-Только не разворачивай его и внутрь не смотри!- успела шепнуть в спину юркнувшей за дверь женщине Четвертая.
Где-то в доме ликовала Лапа.
-Я же говорила, что она его поймает! Она вот такая! Голыми руками! Раз! Кто так еще может?
Женщина вернулась с ведром воды и, пока красная сестра отмывала свои заляпанные кровью руки, все рассыпалась и рассыпалась в благодарностях.
Отговориться от увесистого мешочка с мукой не получилось, а от компании Лапы Четвертая не стала отказываться даже ради приличия. Только попросила её сделать маленький крюк, чтобы пройти по улице с флажками на крыше.
-Хочешь на них посмотреть?- спросила девочка и вдруг рассыпалась мелким бисером озорного смеха.- А помнишь, мы все спорили, докинет ли Норбу свою шапку до них или нет?
-А он кааааааак перекинет её через них прямо на крышу!- подхватила Четвертая.
-А Пятая каааааааак бросит свою шапку!
-А она каааааак упадет прямо в загон к овцам!
-А Норбу кааааааак полезет её доставать!
-А баран кааааааак боднет его прямо под задницу!
И будто все вернулось на круги своя. Они шли по улице, касаясь друг-друга рукавами, перебрасываясь драгоценными камушками воспоминаний и шуток и хохотали так, что у Четвертой началась икота, а у Лапы разболелся живот. У дома с флажками они обнялись на прощание, обменялись поцелуями и осторожно стукнулись лбами.
-Заходи к нам почаще!
-И ты заходи к нам! Пока!- Четвертая еще долго махала вслед удаляющейся подруге. Когда девочка в последний раз повернулась, чтобы помахать рукой в ответ, и скрылась, наконец, за поворотом, красная сестра прижала замерзшие пальцы ко лбу, перехватывая ускользающее тепло чужого прикосновения.
Как же хорошо!
На душе было так легко, что она затянула тихонечко старую песенку, которую пела когда-то с другими детьми, играя в пастухов и яков. Помнится, яки разбегались по улице, а пастухи вылавливали их и тащили по одному в очерченный на земле круг. Самым упрямым яком была, разумеется, Пятая!
-Я найду тебя, найду, уведу, уведу...
Четвертая отвлеклась буквально на секунду- наклонилась, чтобы поправить высунувшийся наружу мешочек с мукой. А когда подняла глаза на дорогу, слова песенки встали у нее поперек горла.
Там, где еще мгновение назад виднелись очертания её дома, теперь маячила белая фигура из детских кошмаров.
Первое, что она сделала- хорошенько зажмурилась. Второе- подумала, как хорошо что Лапа не стала провожать её до самого дома!
Четвертая досчитала до десяти и осторожно приоткрыла один глаз. Но белый морок стоял на своем месте, около дома с желтыми ставнями и не отрываясь смотрел на кого-то сквозь стены. Четвертая мысленно перебрала всех живших в доме людей и из тех, кто мог особо заинтересовать смерть, ей вспомнились только двое- столетняя старуха, о существовании которой последние три года люди в поселении знали только понаслышке, и её двухмесячная праправнучка. У Четвертой похолодело внутри. Она посмотрела на темные провалы окон, на синюю деревянную дверь и, скрепя сердце, отказалась от идеи войти. Нет, здесь она никому не могла помочь, надо было самой уносить ноги.
Белая фигура не двигалась, застыв на фоне разлившегося по небу пламени заката как белая косточка в луже крови. Может, он просто её не заметил?
Нужно было выбираться отсюда и бежать домой как можно скорее. Четвертая зажала в руке вплетенный в косичку золотой бубенчик и направилась прямиком к каменному забору. Кто бы там не был, за этой низкой стеной, бараны или козы, они были в сотню сотен раз менее опасными, чем то, что стояло сейчас на дороге. Просто перемахнуть через стену, пробежать через двор и выйти с той стороны, срезав длинную улицу. А там уже рукой подать до дома, до спасительной красной комнаты, до масок, до материнских рук...
-Все хорошо.- утешала себя девочка.-Он меня не заметил.
Дома здесь строили достаточно близко друг к другу- от двери до двери не больше двенадцати шагов. Так было проще бороться со снежными заносами, так было проще укрываться от ветра и гнать на пастбище норовящее разбежаться стадо. Но теперь даже половина этого расстояния, жалкая кроха, которую можно было преодолеть за какую-то пару секунд, растянулась для неё в целую вечность.
Широко расставив рукава, чтобы не зашуршать ими о подол, зажав косичку с онемевшим бубенчиком, вжав голову в плечи и едва дыша, она пятилась к спасительной стене, стараясь делать свои шаги как можно большими и как можно бесшумными. Только бы не задеть ничего, только бы не растянуться, подскользнувшись на какой-нибудь гадости! Она смотрела, не отрываясь, на точеный профиль, на полуприкрытые глаза за опушью белых ресниц и боялась отвести взгляд. Чувствовала, стоит ей хоть на мгновение перевести взгляд на что-нибудь другое, как белая тень тут же повернется и посмотрит прямо на неё. Так, считая шаги, она и кралась под тихий шорох ткани, скрип кожи и мягкий треск мелких камушков под сапожками.
-Ничего, ничего! Он меня не слышит, он меня не видит...- продолжала свои увещевания Четвертая и, вдруг, услышала гулкий хлопок. Прямо под своими ногами.
Девочка замерла, так и не завершив своего шага, скосила глаза вниз и увидела полосатый мешочек с мукой, который все-таки вывалился у неё из-за пазухи.
-Оооойш...
Если бы она могла, провалилась бы сейчас под землю от стыда и охватившей её злости. Ну как можно было забыть про мешок? Сердце ухнуло куда-то вниз, застрекотало, забилось о кости. Но ничего не случилось. Не разверзлась земля под её ногами, не повернулась к ней увенчанная белым рогом голова.
Он все также стоял, оставаясь недвижимым, как выточенное из камня изваяние. Чудовище не повернулось на звук, когда Четвертая наклонилась и подняла мешок с дороги, не взглянуло на неё и тогда, когда она, все так же медленно и осторожно, двинулась к стене.
Наконец-то она коснулась руками каменного забора. Прошлась ладонями по кладке, нащупывая выступы, зацепилась и начала подтягиваться на руках, пытаясь как можно бесшумнее и как можно быстрее закинуть наверх правую ногу. Первая попытка не увенчалась особым успехом. То, что она приняла в темноте за камень, на проверку оказалось просто ссохшимся комком земли, мгновенно рассыпавшимся под её сапогом.
А на вторую она не решилась, застигнутая на стене чужим смехом. Вот теперь он смотрел на прямо на неё и его плечи ходили ходуном.
Белый камень ожил и задрожал на свету, переливаясь под нарождающейся луной зыбким маревом. То ли белые локоны, то ли белый туман, то ли искрящиеся драгоценные нити в струящейся реке света и воздуха.
Улица, небо, собственные руки расползались под её взглядом по волокну как дрянная ткань. Она смотрела и не видела, ничего больше не было- одно только его улыбающееся лицо.
-Четвертая!
В голосе не было и тени вопросительной интонации. Он не уточнял, не спрашивал- он узнал её. Правду говорят люди, если смерть повстречает тебя хоть раз, нипочем не отвяжется.
-Может и Четвертая, а, может, и Восьмая!- ответила девочка, поправляя наощупь чупу.
Она отлипла от стены и пошла прямо к нему.
-Сколько же у тебя сестер, маленькая?- сквозь смех спросило чудовище и наклонилось так, чтобы ей не пришлось задирать головы.
-Сколько ни есть- все мои!- ответила Четвертая. Руки сами собой уперлись в бока, и подбородок сам задрался наверх.- А тебе ни одной не достанется!
-Ах вот как...
Белая тень качнулся вперед, но девочка не отпрянула. Наоборот, сделала шаг навстречу и упрямо наклонила голову, как вздумавший бодаться барашек.
-Ну?
Четвертая злилась на себя за свой глупый детский испуг. Было бы чего бояться, что он мог сделать ей, не зная её имени? Не взял её тогда на пожаре, не возьмет и сейчас. Пятая, небось, прошла бы мимо и глазом не повела, а матери он бы сам дорогу уступил... Ничего. Погоди, я еще вырасту!
-Маленькая...- Она подняла голову, не прекословя движениям подцепившим её подбородок пальцев. Так и стояли, глядя друг на друга, пока он не сдался.- Нет, не могу. Не вижу...
-Ага! Не видишь!
-Не вижу.- повторило чудовище и шепнуло ей на ухо.- Но слышу, как сильно ты пахнешь кровью.
В доме с желтыми ставнями кто-то вскрикнул. Четвертая обернулась на звук, потом на дорогу. Он ушел. Все закончилось.
-Матушка?- донесся до ушей девочки чей-то приглушенный голос.- Матушка, слышишь меня?
И девочка подхватила полы своей чупы, побежала со всех ног, не дожидаясь, пока хлынувшее из каждой щели дома горе накроет её с головой.
Пятая ждала её у порога. Еще у дома с несчастьем Четвертая решила ничего не говорить сестре о сегодняшней встрече. Нечего её волновать, она с прошлого-то раза до сих пор не успокоилась, так и ходит, бедняжка, по дому, проверяя ночами заслонки печей.
-Ну как твой колокольчик?- спросила Четвертая, отвлекая сестру от брани за позднее возвращение.
-Завтра опять потеряю.- буркнула сестра и зашуршала, пересыпая муку в горшок.
Желтоглазый высунулся из тени, цапнул из её рук опустевший мешок и потряс им в воздухе.
-Муки нет!
-Эй, желтоглазый! А что за семья жила здесь до нас? Сколько их было?- спросила Четвертая глядя на то, как дрожат почерневшие от горя пальцы духа, ощупывая пустую ткань.
-Восемь человек, Хозяйка.- ответил он.
И Четвертая так поразилась услышанной цифре, что не сразу обратила внимание на то, что дух назвал её Хозяйкой, пропустив слово "Маленькая".
Она решила, что он перепутал её впотьмах с сестрой и всю ночь смотрела тяжелые, изматывающие сны. В них она ходила по дому в поисках тех восьми человек, но куда бы она ни шла, какую бы дверь не открыла, в какой бы угол не заглянула, отовсюду на неё смотрело строгое лицо матери.
А утром она проснулась и увидела свою кровь. И детство для нее закончилось.
*Дри- самка яка.
Что, кстати, звучит также коряво, как "самка быка". Потому что як- это уже по умолчанию бык. А дри, если хотите, корова.
И никакого ячьего молока в природе не бывает. Ну, вы меня поняли.
@темы: проболтался, сказки Пустыни Хо, сохоббитсы, красная сказка, Пятая/Нгапа (Rainmaking Su), Четвертая/Шиппа (Soom Morga)
-
-
04.08.2019 в 18:55-
-
05.08.2019 в 02:08Все живое такое, и вроде я никогда этим регионом не увлекался, а тут не оторваться! Характеры очень здорово даны яркими штрихами.
И особенно зацепило про "горе из щелей", вот просто бррр, жуть. ♥️♥️♥️
-
-
05.08.2019 в 02:16Особенно - из деталей, помимо сюжета, конечно - меня поразила игра с Желтоглазым, ритуал-который-стал-детской-забавой) И вышитая чупа для сына пастуха. Символы. Моменты. Крючочки-цеплялочки.
Четвертая живая и совсем по-настоящему еще отрок - не ребенок и не девушка, взрослеет буквально за эти сутки. Новая встреча со смертью не касается ее лично - и тем внезапнее, неожиданнее она, встреча эта! Что дальше? Ведь дальше точно будет, потому что если смерть повстречает тебя хоть раз, нипочем не отвяжется
-
-
05.08.2019 в 21:04Грач, Тория, вы чертовски вдохновляете меня) вам впору методички писать "фидбек как искусство и двигатель прогресса" *_____*
Я специально сделала маленький буфер между "горячими" встречами Четвёртой с Ишей, чтобы была возможность посмотреть на них без мяса и лишней боли. Такое маленькое затишье перед грозой >:-)
-
-
05.08.2019 в 21:06-
-
05.08.2019 в 21:36-
-
05.08.2019 в 21:48-
-
06.08.2019 в 13:01Так что тут все взаимно) И мне все интересно и очень нравится спрашивать!
Я специально сделала маленький буфер между "горячими" встречами Четвёртой с Ишей, чтобы была возможность посмотреть на них без мяса и лишней боли. Такое маленькое затишье перед грозой >:-)
ах-ха.чувствуется! *ждет*
У меня еще идея-вопрос: а предыдущие 8 не от голода умерли?
Синемордый, я, когда прочитала это слово, тоже пошла гуглить и выяснила, что надо искать "chupa cloth" - и оттуда, из картинок гугла на пинтерест. Вот там - куча)
-
-
06.08.2019 в 14:24(Хреново выглядит в конце такого предложения улыбающийся смайл
причем всегда заключительной
я над этим работаю
Но так хочется столько всего ещё рассказать, объяснить и дополнить, прежде чем ПОКАЗАТЬ XD
Так что ты спрашивай, спрашивай
-
-
06.08.2019 в 14:47-
-
28.08.2019 в 18:04-
-
29.08.2019 в 01:34-
-
22.04.2020 в 14:12