Элайза, она же Элоиза, она же Элиза, она же Елизавета она же Гога, она же Жора- это
все дамочка Бурого.

Я не знаю её молда (хотя с тоской вспоминаю о проданной в порыве отчаяния Блине и подумываю отмотать все, как говорится, взад). Хотелось бы взять тушку с головой ахом, но с Рейнмановскими барышням такого варианта мне не светит. Привет голове Пятой, которую я иногда сажаю на тушку Четвертой и грущу над этим унылым гибридом.
Время подумать над Элайзой есть. Покаааа там ещё Бурый приедет, покаааа я соберу все красное сестринство, покаааа я обтушу все бесхозные йорики в хозяйстве.
Но поговорить-то про неё мне никто не запрещает, лол. Тем более, что Бурому никуда без Элайзы, а ему без неё. Вся их убогая жизнь до памятной встречи- жалкое телепание в водовороте довольно жестокого мира. К 12 октября NN-го года они оба успели порядком ободраться.


Элайза знала, что светлые деньки ещё настанут, а вот новых придатков ей никто не выдаст. Поэтому встречала гостей в шерстяных подштанниках, предательски выглядывающих из-под серого от грязи кружева нижних юбок. Гуляющий по дому сквозняк шевелил её подол, то облизывая её лодыжки, то отступая. Как морская пена.
В руках у Элайзы было ведро, до краев наполненное холодной дождевой водой.
-если вы рассчитывали здесь согреться, вы ошиблись.- поприветствовала она вошедших и убрала с лица выбившиеся из прически волосы, чтобы получше рассмотреть бродяг.
Мальчик- кожа да кости, два огромных синих глаза на встревоженном лице. И совершенно медвежья тень за спиной ребенка- высокий мужчина с тяжёлым саквояжем.
В те времена к её порогу то и дело прибивало каких-то сторонних людей и неожиданные вещи. Чаще всего, измождённых от слез женщин и их нехитрые пожитки- детей, тряпки и нательные крестики. Каким же ветром сюда занесло такого здоровяка, можно было и не спрашивать. Тем же, что и остальных, только подуло в этот раз особенно сильно.
Войска отступали на протяжении последних трёх последних месяцев. Потом грянуло известие о капитуляции и бродяги всех мастей потащили свои грешные кости подальше от разделительной линии, заскреблись в приличные окна двухэтажных домов. В одноэтажных им было уже нечем поживиться.
-в доме прорвало крышу.- сказала Элиза и перехватила ручку ведра правой рукой.- и воды в верхних комнатах больше, чем дров для камина в нижних. Все жильцы сейчас на чердаке, латают крышу.
Она сделала особенное ударение на слове "жильцы", чтобы мужчина знал, чтобы знала его черная звериная тень, что она не одна. В это неспокойное время ей не хватало только дезертира или безумного вояки из тех, что воют по ночам и машут руками, пытаясь утереть с лица приснившуюся им кровь. Да и из всех пригодных для жилья комнат у неё оставалась только одна- кабинет отца. В столовой, в кладовке и даже в ванной комнате жили и спали люди, но все четыре года войны она хранила ключ от кабинета на шелковом шнурке, аккурат между полукружий собственной груди. Теплый и острый, как зуб, время от времени он царапал её, но в моменты отчаяния хранил также верно, как висящее рядом распятие.
Кем бы этот мужчина ни был, она не планировала оставлять его ни на день, ни на ночь, ни на минуту и уж тем более открывать для него кабинет! Но тут мальчишка, как назло, кашлянул и утерся мокрым даже на вид рукавом не по размеру большой куртки, оставившим на его щеке длинный грязный развод...
-Я врач.- сказала мужчина, делая шаг вперёд. Так, чтобы Элайза могла рассмотреть его лицо в свете тусклой газовой лампы. Так, чтобы трясущийся мальчишка почувствовал его ладонь на своем плече.- Мне сказали, что я могу быть здесь полезен.
Элайза поставила ведро на лестницу и невольно прижала руки к груди, будто проверяя, на месте ли ключ.
Что до Бурого- он только что понял, что впервые смотрит на свою будущую жену. И увиденное ему очень понравилось.